От летейского болота, от житейской немоты Приползает странный кто-то и таится у черты; Шевельнет хвостом небрежно, облизнется, как тунец, Тронет душу лапкой снежной и наступит наконец.
Приснилось: отдел диагностики больницы Принстон-Плейнсборо играет в ЧГК с Тимуром и его командой. Вопрос: "Что общего между английскими консерваторами и японскими птицами?" доктор Хаус: "Английскими? он сказал - английскими? Чейз, немедленно думай, а я пока посплю...."
нытье Никто меня не любит, никто-никто. Ну, неправда. Кое-кто неплохо ко мне относится, да. Но если они разглядят меня как следует - о, что же будет? Ведь сестрица Анна надела туфлю Золушки, да так и прожила тридцать лет. На ночь - не снимала, ни за что! Под узорным плащом - карлик без лютни. Корона - крадена, и кораллы тоже. Они думают, я интересная. Я могу писать, рисовать, разбираюсь в куче разных вещей. Что же будет, когда они поймут, что я академически необразованна, что я плохая мать, что с каждым днем я все хуже чувствую музыку стихов? Что красота мира все гаснет и гаснет, что мне тяжело смеяться, что... И я не пишу. Мне страшно, что меня сравнят со мной, и поймут - меня нет и не было. Только воспитание, только маска, Томлинсон. "И множество душ, у которых он крал, но нет в нем души своей". Я боюсь услышать верное мнение о том, что делаю. Но если я не делаю - зачем я живу? зачем я кому-то нужна, если от меня никакой пользы и радости?
Если б вернуть умение петь - просто оттого, что весело или грустно, без оглядки! Просто рисовать картинки на стекле и не стараться быть кем-то, кого можно увидеть.
Сегодня мне снились медицинские сны про сложную постановку диагноза. Скажем, про девочку, с которой случалась гипогликемия вплоть до комы, если она слышала слово "варежка". Потом оказалось, что она очень боится бабушку, вернее - ее воспитательно-кормительных усилий, и плохо слышит на правое ухо. Ей казалось, что говорят "бабушка!", она пугалась, выделялся адреналин, и оттого уровень глюкозы резко падал. Потом снился причудливый сон про старичка-иудея девяносто лет от роду, который отчаялся и решил покончить жизнь самоубийством. Потому что его бросила невеста. Семьдесят три года назад. И он устал ждать, что она одумается и вернется. С этой целью он, в одной пижаме и талите, залез в шахту больничного лифта и затаился между этажами, чтобы его сбил лифт, или он просто упадет. Старичка спасли. Спросили, с чего ушла невеста, старичок сказал, что он не знает. А у него в мозгу была крипта свиного цепня, и разрастание тканей давило на область, которая отвечает за влюбленность. А невеста ушла, потому что старичок в молодости увлекался отрицанием всего и революцией, и пытался ее накормить некошерной едой.
Два дня подряд не смотрела "Доктора Хауса". Вчера и позавчера.
УПД Сны врут. Все врут. Спросила маму, мама эндокринолог, она знает. У девочки с перепугу глюкоза должна была наоборот повышаться, от адреналина. Возможно, с неприятными последствиями. А понижаться - если девочка попрыгала на скакалочке и забыла поесть. Ну нафиг. Лучше пойду смотреть Хауса, а то мозг такое нагенерирует!
Снилось недавно, что, видите ли, гепарды научились охотиться на антилоп стаями. Вот так стаями бегут и кишки выпускают. А телеканал BBS снял об этом фильм. А какой-то художник Борис Глазунов нарисовал под впечатлением этого фильма картину. И некто Алексей Булгаков, во сне - известный писатель, сказал о картине так: "Не то блестя кровавою очью Конь на окна заката косится, Не то, вдохновленный октябрьской ночью, Пьяный рабочий насилует колхозницу".
Вечером, в сумерках слышу знакомый звук. Кота тошнит. Ну, это обычное дело, раз в месяц любую кошку тошнит шерстью. Присмотрелась - что-то не так. Как-то он давится, походка на прямых лапах, деревянная, шатается. Ну всё, думаю, абзац коту, отравленную мышь слопал. Хватаю его под мышку и на улицу - может быть, травку какую найдет, протошнится, а нет - я помогу. Выпустила - и правда, что-то не так. Ошейник у него через плечо надет, как перевязь. Вот и кашляет, вот и походка нетвердая. Учудил.
Меня на днях, шутя и любя, дразнили "мамой семейства Даррелов". Это, понятно, гнусный поклеп на совеццкую действительность. Во-первых, я не умею вкусно готовить. читать дальше во-вторых, я вовсе не такая терпеливая, я только притворяюсь. Но вот я тут вспомнила, как миссисы Даррелы все время выбирала место для своих похорон и сыграла сама с собой в психологическую игру "что ты будешь делать, если узнаешь, что умрешь через год". Рассказываю.
Я составлю завещание, соберу рюкзак, любыми путями добуду примерно тысяч так десять баксов и уеду стопом по Старой Европе. Одна. В рюкзаке у меня будет завещание - отдать мое тело на органы или на пользу науке, а если оно и на то не пригодно - сжечь, развеять и сообщить о том родственникам. Чтоб не парились. А если им надо будет - пусть сооружают кенотаф.
Я поеду потихонечку, буду останавливаться в хостелах и кемпингах, а где можно - и просто в палатке. Буду жить на одном месте, пока хочется, и ехать, куда повезет дорога. Меня ждет Рига, Вильнюс, Прага, Нюрнберг, Вена, Мюнхен, Будапешт, Венеция, Рим, Флоренция, Корфу, Крит, Барселона, Барселона, Барселона, Дублин, Оксфорд, Руан, Париж, Орлеан, Тулуза - кому повезет, дождется. Я буду блуждать вдоль Средиземного моря - от городка к городку, от залива к заливу. Отправлять всем, кто остался дома, открытки. Просто открытки - с приветом и любовью, но без слов. Есть оливки и сыр, пить вино, жарить рыбу, смотреть на ночные звезды. Попаду в Прадо и Лувр, почти точно. Буду пить кофе в маленьких уличных кофейнях, смотреть на жизнь со стороны. Возможно, начну курить трубку.
А когда настанет край - заползу в колючие кусты дикой оливы, как любая бродячая тварь, и там затихну.
читать дальше"Мы уже победили, просто это еще не так заметно..."
Что скажу я теперь отсюда, из холодного обиталища? Как расскажу, кому поведаю свою жизнь? "Кому скажу я теперь - вот он, мой давний знакомец? Сосна в Такасаго стара, Но могу ль перемолвиться с нею, как с другом старинным своим?"
Я родилась и выросла в Эдо. Дом родителей моих находился в квартале цветов; отец рисовал портреты куртизанок, и его сын, а мой брат, унаследовал это ремесло. Наша матушка, женщина благоразумная и начитанная, не только научила нас писать и привила нам хороший вкус, но и передала нам свою веру. Увы, все сердце мое, вся сущность его устремились к театру, онна-кабуки называемому, с того самого дня, когда мы с братом тайком от родителей пробрались на представление. Мне повезло: госпожа Тацуко обратила на меня свое драгоценное внимание. Сначала я лишь прислуживала ей, затем она соизволила взять меня в ученицы. Так случилось, что лучшие роли в представлениях мне удавались неплохо, и некоторые люди в столице узнали обо мне. Один из них господин Кумодзава Нориюки, хоть и уехал странствовать, но долгие годы обменивался со мной письмами. Дорожные заметки, стихотворения и размышления о жизни скрашивали мой досуг, пусть свободных минут у меня не много. Но годы шли, и в волосах моих появились паутинно-тонкие серебряные нити. Мастерство мое с годами росло, а красота убывала. Однажды Асагао, юная ученица госпожи Тацуко, получила главную роль, на которую я рассчитывала. О, с каким торжеством взглянула она на меня!
Летние травы Рукава мои осыпают Серебром росы...
Оттого ли, что молодость всегда презирает тех, кто слаб; оттого ли, что некогда она мне завидовала, но Асагао преследовала меня беспощадно, а я... я защищалась как могла. Пропадали мои письма; кто-то обыскивал мои вещи; происходили и прочие неприятности. Но госпожа Тацуко была так рада распускающемуся цветку утреннего вьюнка, что не замечала росы на вечернем цветке. Савако и Наоко были погружены в свои мысли, об остальных же не стоит говорить.
Но все эти мысли и чувства стали ничтожны, когда случилось это несчастье - приказ о закрытии был прибит прямо на створку ворот нашего театра. Все случилось так нежданно, что мы не успели забрать многие нужные нам вещи - ведь многие из нас и жили в театре, во флигелях, расположенных во дворе! И даже летняя кухня, и та оказалась опечатана. К счастью для нас, растерявшихся слабых женщин, госпожа Тацуко сохранила здравый рассудок. Она пригласила нас в свой дом, разделила с нами очаг и кров. Впрочем, сказать правду, очага-то в доме и не было: в опасении пожара, ее служанки обыкновенно готовили все в той же, ныне опечатанной кухне... Некоторые люди пришли выразить нам свои соболезнования, впрочем, мы никого не принимали; но многие отшатнулись от нас, будто от больных. А ведь всего лишь день назад они хотели знать, когда случится следующее представление. Госпожа Тацуко спросила нас: есть ли хотя бы у одной из нас сбережения или другие способы содержать себя, когда искусство наше оказалось под запретом, но увы... Тогда она отпустила нас, но велела собраться через час, чтобы мы могли узнать ее решение. Когда прочие вышли, ей было угодно побеседовать со мной: наставница просила меня перед лицом нависшей над нами беды забыть актерские закулисные свары. Я бы и рада, но только матушка так и не научила меня подставлять левую щеку. Слуги наши, почувствовав грозу, разбежались, а госпоже явно нужен был чай - ведь он укрепляет дух и проясняет ум. Среди тех, кто пришел к нам пожалеть о нашей судьбе, был и наш сосед, господин Накамура Каваками, хозяин мужского театра кабуки. Господин Накамура был человеком необычайным: редко случается видеть актера и владельца театра с самурайской прической иначе как на сцене! Облик его был благороден, но манеры так мягки и скромны, что пристали девушке, а не свирепому воину. Случилось так, что ему, человеку еще молодому, достался театр, а вместе с театром и труппа. Однако актеры все - один за другим - погибли. Несчастные случаи, болезни, нападения разбойников... И вот у господина Накамура есть театр, но нет актеров, а мы - актрисы без театра. Разве не забавно? В остальном господин Накамура всегда был добрым и предупредительным соседом, так что я осмелилась побеспокоить его. Он любезно разрешил нам пользоваться его очагом, сколько нам нужно, и даже предложил нам всем пожить в его доме, хоть это и выходит за рамки приличий. Я поблагодарила и отказалась, хотя и не наотрез. Дом этот, казалось, населен призраками (да что ж я опечатываюсь все время, "р" вместо "л" пишу?!). Пауки сплели по углам ловчие сети, ветер печально звенел ветряными колокольчиками. Я не раз удивлялась - отчего господин Накамура не продаст это имение и не поступит в труппу, ведь очаг его холоден, а кроме того, он так хочет играть представления... но он отвечал только, что этот театр - его мечта, и он ни за что не расстанется с ним, что его преследует людская злоба, а досины не смогут его защитить. Он показался мне человеком отчаянным, которого от последнего шага удерживает лишь тонкая нить. Еще движение, и "рассыпались драгоценности-жемчуга"... Я приготовила чай и написала письмо. Я надеялась, что господин Кумодзава, недавно вернувшийся из Киото и уже приславший мне письмо с просьбой о встрече, не откажет мне в помощи - хотя я и не решила еще, о чем буду просить. Господин Кумодзава был, кажется, ронином, но я не знала доподлинно его обстоятельств. Я была уверена, что он не отвернется от меня. Но увы! Когда я его увидела, он, казалось, меня не узнал. А мое суетное сердце встрепенулось и забилось. Видно, не случайно были связаны мы алой нитью, подумалось мне. С тех пор, как он увидел, я не раз любовалась луной вместе с теми, кто был мне дорог, и все же... Тяжелее всех перенесла удар Савако: она, казалось, обезумела, глаза ее подернулись дымной пеленой, она то плакала, то пыталась поджечь что-нибудь... Мы, как могли, успокаивали ее. Что до меня, то я приняла решение выжить любым способом, не противоречащим моим понятиям о чести. Но оставалось еще решение госпожи Тацуко. Когда все мы собрались, она сообщила нам, что только накануне купила новую великолепную пьесу господина Симада Тораяма, и мы - вернее, те, кто будут согласны - все же поставим ее, отрепетируем, а затем так или иначе представим ее публике. Может быть, к тому времени запрет будет снят (на это я, признаюсь, более всего надеялась), или мы сможем обойти закон - например, выступить не на сцене, или перед малым числом зрителей, или - на крайний случай - попросим о помощи достойных соседей из гостиницы. Ни для кого не секрет, что ронины порой служат за деньги, а о господине Хэйитиро ходят разные слухи... А деньги... И в этот момент к нам пожаловала долгожданная гостья, госпожа Араи Мунэко. Она гостила в нашем квартале по делу: подыскивала подходящую наложницу или мальчика-массажиста для своего мужа, однако не скрывала интереса к театру, очень надеялась увидеть представление. Вскоре нам всем было разрешено удалиться. Я отправила еще одно письмо, всего две строки, господину Кумодзава. Отнести письмо в гостиницу взялась Асагао, а я занялась приготовлением ужина. Вскоре в дом господина Накамура зашел и господин Симада Тораяма, мрачный, точно тигр. Господина Симада все у нас знают: он не богат, и порой пишет пьесы, поскольку давно "заблудился в абрикосовых селеньях", а "ветер и луна" служат ему источником вдохновения. Облик его примечателен: суровое лицо, глаза большие - так что иногда его взгляда немудрено испугаться, брови, точно грозовые тучи. Часто бывает, что одежда его или прическа не вполне в порядке. Но несмотря на это обстоятельство, кажется, что это великий воин, волей судеб попавший в такое положение. Мы беседовали о призраках, когда услышали чьи-то шаги под застрехой. Это был господин Асакура, досин из управы. "Я сбился с дороги, когда возвращался из храма Мудрости Будды", - сказал он, - "позвольте отдохнуть в Вашем доме". "Разумеется", - ответствовал господин Накамура, и беседа потекла своей чередой. Господин Асакура рассказывал нам истории из Сацума, его родного края. Речь его была выразительна и гибка, точно рука актера-кукольника. Право, было очень весело! Господин Асакура щурит глаза, когда смеется, но смех его разбавлен печалью. Через плечо он надел буддийские четки, но меч у него всегда под рукой. И тут в пришла госпожа Тацуко. Я поняла, что она хотела бы поговорить с господином Накамура, и даже знала, о чем: ее домик был слишком мал для репетиций. Но еще ранее наставница запретила мне не только принимать в ее доме, но даже встречаться неподалеку от него с теми из господ досинов, кто был перед воротами в момент оглашения указов, потому что они видели ее смятение. Этот запрет доставлял мне неудобства: первое, я хотела повидаться со своей подругой, госпожой Ёрико, сестрой господина Хори Дзисабуро из управы. И второе, я надеялась увидеться с самим господином ёрики; я не раз видела его на наших представлениях, и надеялась, что он сможет мне объяснить, чем вызван указ, и что такое "публично". Господин ёрики очень занятой человек, но я надеялась, что он не откажет мне в такой скромной просьбе. Но что мне оставалось делать? Господин Асакура любезно согласился сопроводить меня на берег, и мы долго любовались почти полной луной, рассказывали разные истории...Но - ах! - как любит повторять тот же господин Асакура, причина страдания есть желание. Так завершился этот длинный день. А утро началось с происшествия - сначала по улицам пробежал Голый (но это вовсе не удивительно, хотя все каждый раз вздрагивают при звуках этого голоса!), а затем оказалось, что кто-то сорвал приказ с ворот и нарушил печать! Но что нам до того - у нас начались репетиции. Никогда пьесу не ставили в столь краткий срок! Да и реквизит почти весь остался в нашем театре. Кстати сказать, вскоре печать и указ восстановили на прежнем месте. Мы же не без злорадства смотрели, как суетятся досины. Видно, в последний раз в жизни досталась мне главная роль: Тайра-но Ацумори, юноша и воин, равный тысяче. Савако предназначена была партия О-Цуру, девушки из рода Минамото. Асагао дали роль кормилицы О-Цуру (она надула губки, но выглядела довольной, ей опять принесли письмо, а мне писем не было). Прочие же должны были помогать нам музыкой и танцем. Даже сама госпожа Тацуко взяла в руки барабан. Репетиции, вновь репетиции... Когда же нас отпусили передохнуть, я смогла повидаться с госпожой Ёрико. Она выглядела обеспокоенной, и мне жаль, что я доставила ей неприятности... Ее тонкие, точно нарисованные кисточкой из верблюжьей шерсти на китайском фарфоре, черты лица исказила тревога, изящные брови хмурились. "Прошу Вас, говорила она, оставьте тревожные мысли о путях, где может подстерегать смерть. Я посетила чайный домик госпожи О-Юки, ей нужна ученица. Разумеется, этот разговор ни к чему Вас не обязывает. Я надеялась, что тоже смогу стать актрисой, как Вы, когда брат мой женится, но теперь...". Что могла сказать я, не рискуя выдать тайну? Только одно:"Я благодарна Вам за Вашу заботу обо мне, ничтожной. Я непременно поблагодарю также и госпожу О-Юки. У меня есть просьба к вам, исполнение которой сделает меня Вашей должницей в этом и следующих мирах. Некие цепи привязывают меня к этому непостоянному миру. Я напишу Вам письмо, в котором попрошу позаботиться об одном человеке; а Вы прочтете его только после моей смерти". Госпожа Ёрико согласилась и с этим условием, и с этим мы расстались. Невыносимо горько было думать, что мы расстаемся навеки, и не менее больно от того, что все мечты ее о театре, которого больше не может быть... ах, лучше бы ей выйти замуж... В этот день нам приносили столько писем, что госпожа запретила их принимать. Увы, все они предназначались не мне, или же те, что для меня, мы как раз и не приняли? Мы заметили также, что формулировка указа изменилась: теперь ее можно было понять так, что запрещаются только "именуемые онна-кабуки" зрелища. А что, если мы найдем новый стиль? Или будем выступать подпольно? Но играть пьески в игорном доме, подобно девушкам, что там прислуживают, мы не захотели. Тот же страх, что все откроется в любую минуту, приумноженный унижением, раздавит любую женщину, не только актрису. И вот тут случилось то, о чем мне тяжко рассказывать. Я знала, кто срывает указы: госпожа украдкой показала мне, что скрывают ее рукава. Хотя гордиться нелепо, но, похоже, она доверяла мне больше, чем Асагао. Теперь наша наставница всюду носила с собой короткий меч, спрятанный в поясе, чтобы успеть покончить с собой. Ее темные глаза сверкали вызовом всему свету. "Я хочу жить, я тоже очень хочу жить, - говорила она мне, - и я приложу все силы, чтобы мы выжили и сыграли эту пьесу". И мы репетировали, как одержимые. И вот, когда солнце стояло в зените, она послала меня посмотреть, не скрывается ли досин в ложбинке на холме за театром. Там его не было, да и вокруг тоже. И вот - мы были в доме и увидали через наполовину поднятые сёдзи, как госпожа Тацуко подпрыгивает (кто бы мог предположить!), и срывает указ! И в то же мгновение точно из-под земли появляется досин и арестовывает ее, и сопротивление бесполезно! В первый момент мы оцепенели от горя. А затем продолжили репетировать. Странно сказать, но теперь нас вели Савако, и те же огоньки, что дрожали раньше в глазах Тацуко-сан, освещали нашу дорогу. Нам не хватало рассказчика, и мы попросили прекрасную Итико из дома госпожи Кэйко помочь нам. Госпожа Итико слепа: темными полукружиями лежат на щеках длинные ресницы, никогда не поднимутся. И несмотря на это, она прекрасно танцует, играет на флейте, и мы поручили ей танец, игру на барабане и те строки, что нужны для объяснения хода пьесы. Она прекрасно справлялась. "Но мы должны сказать, что выйти с нами на подмостки, возможно, одначает смертный приговор". "Что же", - отвечала она величаво, - "Я скажу вам: родители мои были кириштане; их сожгли в собственном доме, я одна выжила, но потеряла зрение. Это может показаться странным, но мне ... мне кажется правильным воспротивиться этому приказу!" - "Но казнь может быть позорной!" - "Что они могут сделать - мне?" - "В лучшем случае - отрубить голову. А так... например, распять на кресте" - "Не смешно" - и выражение презрения и ярости так шло ее нежному лицу! "Да, сказала я. Не смешно. Я тоже кириштанка". При этих словах рука моя поднялась было осенить меня священным знаком - но тут же и опустилась. А правда ли это? Верую ли я? А верует ли Он в меня? Помог ли он мне в отчаянии? я забыла слова молитв, но... Госпожа Итико ушла, чтобы поразмыслить и дать ответ. Вскоре она пришла к нам и предложила невероятную вещь: не только она, но и все прочие обитательницы дома госпожи Кэйко, и сама хозяйка хотят оказать нам помощь. Они пригласят к себе на вечер досинов и господина ёрики, и конечно, они не откажутся прийти. А там... мы успеем сыграть спектакль и скрыться, госпожа Араи поможет нам деньгами. Великолепный план! Правда, нам надо что-то решить с рассказчиком... Но наши размышления были прерваны: неожиданно в дверь вбежала госпожа Тацуко. Она была взволнована, за ней гнались. Мы спрятали ее под грудой тряпья, не задумываясь, каким образом ей удалось бежать. Госпожа Итико с ее чутким слухом, конечно, тут же поняла, что за "крыса" копошится в углу, и остроумно упрекнула нас в непочтительности. А затем меня позвали от дверей. Это пришла госпожа О-Юки, хозяйка чайного домика. При взгляде на нее в голову приходит только одно слово - "мудрость". Бубенчики на рукаве ее черного одеяния постоянно звенят, но это не мешает ей идти по пути Чая и следовать Дао. "Госпожа Ёрико хочет Вас видеть. Ей очень плохо, я прошу Вас прийти, но также помните, что ее нельзя утомлять разговорами". Страшно сказать: бедная Ёрико лежала раненая, ее щеки горели от лихорадочного румянца. "Это она сделала... Та-цуко... Это она... И она отрубила ему обе руки, обе!". Кто-то тяжко хрипел и задыхался в углу, пахло кровью и прижиганиями, целебными настоями и сталью. "Я хочу, чтоб ты знала...это она сделала... она опасна... я хочу спасти тебя". Слезы застилали мой взор и мешали говорить. Я пробормотала, что надеюсь на ее скорое выздоровление, погладила по руке и вышла из дома. я почти ничего не видела и шла ощупью. Постепенно сказанное дошло до меня, и слезы потекли неудержимо, точно известие это сломало плотину в моем сердце. Да, я понимаю, моя наставница совершала побег, она оборонялась, и отсекла господину ёрики руку, а затем ранила в горло. Но затем отсекать вторую руку, точно злодею? Я понимаю, он лишил нас нашего искусства, а она сделала так, что ему больше не взять в руки меч... Но эта жестокость! И она нам ничего не сказала! Я поняла, что не могу более оставаться ее ученицей. Я плакала, пока самураи обыскивали дом. Они ничего не нашли. Дамы из домика госпожи Кэйко отказали нам в помощи. Мы продолжали репетировать. Все отказались помогать нам. Осталась последняя надежда: господин Кумодзава стал временным начальником управы. И вот, когда я раздумывала, как же лучше будет обратиться к нему - ведь при встрече он либо "не узнавал" меня, либо делал веером движение "мы не знакомы, осторожно!", и вот он сам отыскал меня и сказал, что разрешает спектакль, однако затем мы должны быть навсегда изгнаны из Эдо! Дрожащим от волнения голосом высказала я еще одну просьбу: позаботиться о моем маленьком воспитаннике Дзиро, что живет на третьем проспекте в семье художников; господин Кумодзава не знаком с этим юным росточком, потому что он появился на свет уже после отъезда господина Кумодзава. Мальчин очень умен и талантлив. Господин Кумодзава милостиво согласился. Больше того, он повторил свои слова перед всеми нами: мной, Савако, Наоко, Асагао, а также и господами Накамура и Симада, поскольку и они участвовали в постановке. Откровенно говоря, я не собиралась покидать Эдо, особенно после того, как поговорила с госпожой О-Юки, а затем - со своей наставницей. Я не могла высказать ей в лицо, почему я предпочитаю ныне путь чая, а не цветочную дорожку... но полагаю, что она все поняла и отпустила меня с миром. Черные одежды из конопли сменят шелка и парчу, бритая голова не приманит взгляд тех, кто ищут пряди длинных черных волос и искусную прическу с жемчужными шпилькми. Кто узнает меня без грима? Настал час представления. Зрительный зал был полон. Госпожа Тацуко сказала, что отправится вперед, к заставе, потому что для нее помилования не было объявлено. Что толку описывать происходящее на сцене? Это было так, как это было. Но только мы все встали на поклон - загорелся театр. Публика, а затем и мы выскочили наружу, чтобы начать тушить пожар. С большим трудом на руках вытащили мы Савако - она словно была зачарована пламенем и не двинулась с места. А снаружи здание было оцеплено досинами, и господин Кумодзава - господин Кумодзава, как рвалось на части, точно парус в бурных водах, мое сердце, ты слышал ли? - читает уже нам приговор, и господину Накамура отсекают голову, а я? Что я кричала, без памяти вонзая себе в сердце острую шпильку? отчего - себе, не ему? неведомо мне. Гаснущее сознание запечатлело еще письмо Асагао у ног господина Кумодзава - и затем меч господина Хори отсек мне голову. Стало тихо, далеко и холодно, и только жаль, что не успела сказать последние строки:
Театр - весь мой мир Актеры - тоже люди Продлись, о танец!
... и кто позаботится теперь о малыше?
* * *
В квартале цветов есть участок, который никто не покупает, никто не продает, никто не застраивает. Это обгоревшие руины театра. Каждое полнолуние призрачные актеры играют там пьесу - все ту же, все ту же... Они хотят, чтобы их последний танец стал совершенным.
читать дальшеУже около самого дома Анька хриплым голосом выдала: "Помни, в полночь, в полнолуние!" И домой ускакала. Я домой пришел, подумал немножко и смекнул: это сегодня, что ли? Вчера луна почти полная была. Это, значит, клад ночью надо искать, а как из дому выбраться - непонятно. Мать сутки через сутки работает, и дежурство у нее завтра. Тут я приуныл. Сижу у окна, смотрю, как соседский черный кот копает яму в грядке. Грядка не наша, а Федотовны. Ну, так пусть дальше копает. Уж больно она, Федотовна, вредная. Во-первых, чуть что - милицию вызывает, за шум после одиннадцати. Даже в полдевятого. Во-вторых, она обзывает Ксению ведьмой, а Аньку - ведьминым отродьем. Вот и сейчас - у нас на кухне с бабкой чаи гоняет и рассуждает нарочно громко: "ты, Силантьевна, смотри, она твоего внука-то спортит, ой спортит. Ксеня так тихоня тихоней, а нечисто у них в дому. Откуда она взялась такая? Ты рассуди: из дому она только в темноте выходит, это раз. В церковь не ходит - это два. Я ей зимой говорю: Водосвятие сегодня, а она на меня только глазами так, искоса. Вот ей же ей, я тогда же вечером ей на порог святой воды набрызгала, а оттуда как зашипит, как зашипит! И парадную она вечно мыть забывает, напоминать ей приходится. Вон, смотри, смотри - пошла. Вся в черном, да в шляпе - чисто бесовка. Амулет какой-то нацепила еще. И Анька вся в нее, тоже - ни здрасьте, ни до свидания, встретишь на лестнице, а она только глазищами - зырк! зырк! Помнишь, как она с твоим-то Шуркой пожар устроили? вот то-то!" А что - "вот то-то"?! что?! Ну, нравится Ксении ходить в черном, ей идет. Кстати, шарф она носит красный. Просыпается к вечеру, потому что работает больше ночью - ночью интернет дешевле. В церковь не ходит - так моя мать тоже не ходит. А что простыни мы подожгли, так это когда было - почти два года назад. И не нарочно. Мы в Архимеда и римлян играли, кто же знал, что белье на веревочке такое горючее?
читать дальшена следующий день всю алгебру и пол-литературы мы перекидывались записками. - Как искать клад, если нет карты? - Сначала найти карту - И где, в школьной библиотеке? - а вдруг она там есть? - и как искать карту, если у нас нет карты? - а мы наугад - кто это у нас нау - гад? Мы не дураки совсем, вы не подумайте. Просто играть в поиски клада гораздо интереснее, чем не играть. После школы мы пошли домой пешком. Идти далеко, мы живем на Ржевке, у самой станции. Ночью электрички перекликаются протяжно, а если идет тепловоз, то кажется, что прямо за стеной. Тепловозы дышат и топочут по рельсам, как носороги. А школа у нас на углу Междуреченской и Кибернетиков, семь остановок на трамвае. Но остановки длинные: трамвай идет по Ириновскому, там пробки, и через лесопарк, мимо поворота на аэродром. Зимой идти далеко и холодно, и Анька собак боится. В лесопарке стая живет, никому не дает прохода, но летом они мирные - прячутся в старых дотах, щенков кормят. Сейчас осень, дрозды ссорятся из-за рябины, тепло. Студенты с биостанции лошадей выгуливают. Видели ежа, ловить не стали. - Наугад, - Анька говорит, - мы клад станем искать. Не карту, а сразу клад. Вспоминай, Санёк: где клады прячут? - Под матрасом. Под дубом. В гробнице фараона. Не необитаемом острове. В пруду. В стене замуровывают... Под камень кладут. Или в пещеру. - Так. Все сходится. Все отлично сходится! Это же элементарно, мой дорогой Ватсон! - Сама ты миссис Хадсон. Что сходится-то? - Ну смотри. Пруд, необитаемый остров, дуб, гробница, стена, камень... - Бредит, бедняга. Я потрогал Анькин лоб и сказал: пшш. Анька ударила меня мешком со сменкой. А я увернулся. Так до дома и уворачивался.
под катом - начало какой-то фигни. читать дальшеГоворят, самое сложное - начать. Мы с Анькой Черпаковой решили разбогатеть. "Главное", - сказала Анька, - "заработать первую тысячу. А там и остальные подтянутся" . "Чего, говорю, тысячу? баксов или евров?". "Рублей, Ванюшкин. Рублей. Или хотя бы копеек, для начала. Нам нужен стартовый капитал, потом раскрутимся". Анька - она такая, умные слова любит. Недавно хвасталась, что читала в оригинале "Происхождение видов" Дарвина. Потом призналась, что в кратком пересказе и на русском языке. Но все равно клево.
Стали мы на тему обогащения размышлять. Раздавать листовки нас не возьмут, мелкие очень. Протирать стекла автомашин - опасно, сбить могут, да и не подают почти ничего. По электричкам торговать ручками - опять же, не возьмут. И тут я догадался. Ходил в аптеку, за валокордином для бабки, а там стенды, на стендах - лекарственные растения всякие. Зверобой там, ромашка. И цены нормальные такие. Заготпункт у них, оказывается, есть. Тут-то меня и осенило. Зверобоя или калгана не наберешься, ходить далеко надо, места знать. А вот "лист крапивы двудомной" - плевое дело найти. Живенько первую тысячу сколотим. Две недели мы с Анькой драли крапиву и развешивали на чердаке. Дело и правда нехитрое: на руки надели пару полиэтиленовых пакетов, и погнали наши городских. Наберешь охапку, пыль сдунешь, вьюнком свяжешь, в кучку сложишь. Она, правда, все равно жжется, даже через пленку. Потом место на чердаке кончилось. Стали листья со стеблей отдирать - чихали так, что чуть дом не рухнул. Получился узел с два футбольных мяча. Только листья сухие до того легкие, что выручка на стартовый капитал никак не тянула. Вот мороженое мы купили. По две порции. "Ничего", - говорит Анька, - "зато принесли пользу людям. Настой крапивы от внутренних кровотечений, а еще для блеска волос". Не то слово. Целый тюк пользы.
Я на следующий день зашел к Аньке в гости, ну и уроки поделать. Лёха, мой сосед по парте, говорит, что уроки в сентябре делают только клинические идиоты и микроцефалы. А я же и не спорю, я тупой. Меня русичка называет позором классового сознания, и пишу я левой рукой, так что все буквы чуть не навыворот становятся. Так что если я запущу, так и вовсе на второй год останусь. Я уже оставался, мне не понравилось. Черпакова со словами ловко обращается, и с грамматикой тоже. А у меня запятые обычно в каком-то непроизвольном беспорядке. Русичка говорит, чтоб я писал простыми предложениями. Тогда сочинение как-нибудь выпускное одолею. Поэтому мне надо, чтоб уроки кто-нибудь проверял. Анькина мама пробовала приспособить меня к компьютеру, так компьютера дома у меня все равно нет. Она смешная, Ксения. Анька ее так и называет, по имени. Я люблю у них в гостях бывать. Во-первых, у них хорошо пахнет. Иногда кофе, иногда чаем с малиной, а иногда вдруг кожей или трубочным табаком. Во-вторых, с Ксенией поговорить можно, она не взрослая. То есть она взрослая, но не серьезная. Никогда не спрашивает про оценки, ей это вообще до сарая. Рассказывает всякие штуки. Ну, не знаю даже. Короче, она клевая. Правда, иногда она орет, что мы орем, а у нее голова раскалывается, и пусть мы исчезнем куда-нибудь в сиреневый туман. Мы исчезаем, не вопрос. И еще случается, что общаться приходится с ее затылком, потому что проект горит, или просто ее в Интернет засосало так, что одни ноги торчат. Но она и из такого состояния отвечает, только замедленно, как в анекдоте - "мальчик, ты что, тормоз? - Вася".
Вот и сегодня так. Анька кинула сумку на трюмо и кричит - "Ксе-ни-я! как нам разбогатеть?!" А из зала только стук клавиш. Мы на кухне посидели, макарон сварили, сквозь упражнения продрались. Подлежащее, сказуемое, в этом предложении две грамматические основы. Я уходить уже собрался, а Ксения кричит: "Клад ищите, ищите клад! все нормальные дети клады ищут!" У нее вообще-то странные представления о нормальных детях.
Вылезаю сегодня с утра в коридор. Там стоит у зеркала детское автомобильное кресло, на кресле лежат два весла, забытые вчерашним гостем. Над вёслами завис рыжий кот: мурчит и пытается весла убедить, что по умолчанию они являются кошками. Вёсла не могут завопить - мол, секшуал харассмент, караул. Терпят. Вся обувь раскидана. Три котенка: каждый в своем кроссовке. Играют, судя по всему, в большую морскую регату. Передние лапы внутри обувки, задними отталкиваемся, и поехали.
У нас их семь... два пристроены, но пока все еще живут здесь. Они прекрасны, все без исключения. И они везде!
Только что я достала двух трехцветных кошек из-под юбки (они мирно пытались зажевать мизинец на моей ноге). Полосатый кот стащил из вазы нарцисс и скачет по коридору, а за ним несется кот цвета горького шоколада (отобрать). Дымчатый жует пеленку, искачканную молоком... Другой дымчатый и еще одна кошка орут друг на друга сварливыми голосами. Они нашли что-то на полу. Возможно - крошку сыра бри.
Все помнят чудесный рассказ Тэффи? Про девушку, которая воротничок купила? Вот вам, пожалуйста, случай из жизни. под катом - о своем, о девичьем, и никому не интересно. читать дальше Дали мне поносить пальто. Оно широкое, черное, и под него можно дитя прятать. А под косуху - нет. Само по себе это не страшно. Пальто в должной мере странненькое, черное в елочку непонятного оттенка, с острым капюшоном. Можно ходить с косой и песочными часами и говорить жутким голосом: "пришоооол твой чааааас, поц!". Можно просто надеть джинсы и свитер и пойти гулять по Невскому. Или юбку и свитер. А потом мне отдали три юбки с оборочками. Прекрасными вельветовыми оборочками. Теплые и довольно длинные. А колготки у меня уже были, с беременности остались. А то я в носках и штанах тогда мерзла, зимой-то. Купила тогда колготки, почему-то с цветочками и бабочками. Правда, носить не стала. Ну, вот и пригодились. Но с юбками категорически не сочетались замшевые ботинки без каблука. А с пальто - рюкзак защитного цвета с надписью fire first. Мое чувство прекрасного взбунтовалось и отправило меня по магазинам. Денег, правда, нету, но ситуация "все продай - купи баян". В обувных магазинах мне всегда ужасно обидно. Надо ведь купить одну пару обуви, причем такую, которая будет подходить ко всем имеющимся в наличии одежкам. И чтобы носилась максимально долго. То есть немаркую и неброскую. А хочется - зеленые мокасины, серебряные балетки и еще синие джинсовые босоножки с ракушками на воооот таком каблуке. Ну, я себя победила, по обыкновению. Туфли. Черные. На учительском каблуке. Без украшений. С пряжками. Вспомнила, что "петербуржцы обычно одеваются во все оттенки кошачьего дерьма". Поскакала дальше. Сумочный вопрос угнетал мою нежную психику целых три дня. Все, что мне нравилось, было либо брезентовое в стиле "сумка от противогаза", либо маленькое. А зачем мне маленькое? Там же должны быть и зонтик, и две смены детской одежды, пачка влажных салфеток, три памперса, бумажные носовые платочки, деньги, ключи, паспорт, складной нож, визитница, карточка, огниво, блокнот, ручки, пластыри, анальгин, лоперамид, книжка, пальма, телефон, зажигалка, пара пустых пакетов, детская игрушка, бутылка с водой, пачка леденцов... и еще пара вселенных впридачу. И яблоко. Так что я в некотором трансе купила ярко-красное чудище из искусственной кожи. Такой явственно женской сумки у меня еще никогда не было. Каждый раз, когда я ее ставлю куда-нибудь, я потом думаю - "ой, а чье это? Ба-лин, государь Мории, так це ж мой крокодабль". Мне подарили туалетную воду. Женскую. С запахом чего-то, бобов тонка и сладкого миндаля. И она на мне сидит... Сдвиг в голове приобрел хроническую, трудноизлечимую форму. Каждый день на Невском я считаю встречных женщин в юбках и брюках. Пока результаты таковы: при температуре воздуха +3 по Цельсию отношение женщин вообще к женщинам в юбках колеблется от 8, 1 до 10, 3. В мозгах шевелится странная жалость - они вынуждены носить брюки, наверно, потому что работают. Хорошо мне, бездельнице. Далее следует секунда паники. Караул, меня подменили, мне подкинули ментальный вирус... До вчерашнего дня мне помогало возвращение домой. Влезешь в штаны - и все проходит. Вчера мне не захотелось надевать штаны. Кошмар какой.
Ко всему прочему безобразию, меня разлюбила моя косметика для ухода за лицом, подростковая серия от Мэри Кей. Моей коже от нее реально плохо. Придется подбирать что-то еще. Чего доброго, подойдет что-то для "зрелой кожи". Скажите по-честному - для-теток-уже-не-на-выданье. Ка-ра-ул.
Может быть, это весенний редизайн, а?
И все бы ничего, но помните, чем кончился рассказ про воротничок? апгрейдом мужа он кончился, потому что муж не сочетался с новым диваном. При редизайне главное - вовремя остановиться...
Два впечатления: очень жалко лошадей. Ну ладно, два брата-рыцаря начинают выяснять, кто круче. Рыцарей не жалко. Но когда один другого повергает на землю с конем, так что у коня ломается хребет.... Жалко лошадку.
История с Граалем. Сэр Персиваль Уэльский - страшный лузер, и о том "весьма убивается" на каждом шагу.
По реке плывет кирпич, В его воткнут вострый меч. Ну и пусть себе плывет - Не пришел к нам Галахад.